ЧАСТЬ ВТОРАЯ
О добродетельных
Громом и небесным огнем надо говорить к сонливым и сонным чувствам.
Но голос красоты говорит тихо: он вкрадывается только в самые чуткие
души.
Тихо вздрагивал и смеялся сегодня мой гербовый щит: это священный смех
и трепет красоты.
Над вами, вы, добродетельные, смеялась сегодня моя красота. И до меня
доносился ее голос: "Они хотят еще -- чтобы им заплатили!"
Вы еще хотите, чтобы вам заплатили, вы, добродетельные! Хотите получить
плату за добродетель, небо за землю, вечность за ваше сегодня?
И теперь негодуете вы на меня, ибо учу я, что нет воздаятеля? И поистине,
я не учу даже, что добродетель сама себе награда.
Ах, вот мое горе: в основу вещей коварно волгали награду и наказание
-- и даже в основу ваших душ, вы, добродетельные!
Но, подобно клыку вепря, должно мое слово бороздить основу вашей души;
плугом хочу я называться для вас.
Все сокровенное вашей основы должно выйти на свет; и когда вы будете
лежать на солнце, взрытые и изломанные, отделится ваша ложь от вашей
истины.
Ибо вот ваша истина: вы слишком чистоплотны для грязи таких слов, как
мщение, наказание, награда и возмездие.
Вы любите вашу добродетель, как мать любит свое дитя; но когда же слыхано
было, чтобы мать хотела платы за свою любовь?
Ваша добродетель -- это самое дорогое ваше Само. В вас есть жажда кольца;
чтобы снова достичь самого себя, для этого вертится и крутится каждое
кольцо.
И каждое дело вашей добродетели похоже на гаснущую звезду: ее свет всегда
находится еще в пути и блуждая -- и когда же не будет он больше в пути?
Так и свет вашей добродетели находится еще в пути, даже когда дело свершено
уже. Пусть оно будет даже забыто и мертво: луч его света жив еще и блуждает.
Пусть ваша добродетель будет вашим Само, а не чем-то посторонним, кожей,
покровом -- вот истина из основы вашей души, вы, добродетельные!
Но есть, конечно, и такие, для которых добродетель представляется корчей
под ударом бича; и вы слишком много наслышались вопля их!
Есть и другие, называющие добродетелью ленивое состояние своих пороков;
и протягивают конечности их ненависть и их зависть, просыпается также
их "справедливость" и трет свои заспанные глаза.
Есть и такие, которых тянет вниз: их демоны тянут их. Но чем ниже они
опускаются, тем ярче горят их глаза и вожделение их к своему Богу.
Ах, и такой крик достигал ваших ушей, вы, добродетельные: "Что
не я, то для меня Бог и добродетель!"
Есть и такие, что с трудом двигаются и скрипят, как телеги, везущие
камни в долину: они говорят много о достоинстве и добродетели -- свою
узду называют они добродетелью!
Есть и такие, что подобны часам с ежедневным заводом; они делают свой
тик-так и хотят, чтобы тик-так назывался -- добродетелью.
Поистине, они забавляют меня: где бы я ни находил такие часы, я завожу
их своей насмешкой; и они должны еще пошипеть мне!
Другие гордятся своей горстью справедливости и во имя ее совершают преступление
против всего -- так что мир тонет в их несправедливости.
Ах, как дурно звучит слово "добродетель" в их устах! И когда
они говорят: "Мы правы вместе", всегда это звучит как: "Мы
правы в мести!"
Своею добродетелью хотят они выцарапать глаза своим врагам; и они возносятся
только для того, чтобы унизить других. Но опять есть и такие, что сидят
в своем болоте и так
говорят из тростника: "Добродетель -- это значит сидеть смирно
в болоте. Мы никого не кусаем и избегаем тех, кто хочет укусить; и во
всем мы держимся мнения, навязанного нам".
Опять-таки есть и такие, что любят жесты и думают: добродетель -- это
род жестов.
Их колени всегда преклоняются, а их руки восхваляют добродетель, но
сердце их ничего не знает о ней.
Но есть и такие, что считают за добродетель сказать: "Добродетель
необходима"; но в душе они верят только в необходимость полиции.
И многие, кто не могут видеть высокого в людях, называют добродетелью,
когда слишком близко видят низкое их; так, называют они добродетелью
свой дурной глаз.
Одни хотят поучаться и стать на путь истинный и называют его добродетелью;
а другие хотят от всего отказаться -- и называют это также добродетелью.
И таким образом, почти все верят, что участвуют в добродетели; и все
хотят по меньшей мере быть знатоками в "добре" и "зле".
Но не для того пришел Заратустра, чтобы сказать всем этим лжецам и глупцам:
"Что знаете вы о добродетели! Что могли бы вы знать о ней!"
-- Но чтобы устали вы, друзья мои, от старых слов, которым научились
вы от глупцов и лжецов; Чтобы устали от слов "награда", "возмездие",
"наказание", "месть в справедливости"; Чтобы устали
говорить: "Такой-то поступок хорош, ибо он бескорыстен".
Ах, друзья мои! Пусть ваше Само отразится в поступке, как мать отражается
в ребенке, -- таково должно быть ваше слово о добродетели!
Поистине, я отнял у вас сотню слов и самые дорогие погремушки вашей
добродетели; и теперь вы сердитесь на меня, как сердятся дети.
Они играли у моря -- вдруг пришла волна и смыла у них в пучину их игрушку:
теперь плачут они.
Но та же волна должна принести им новые игрушки и рассыпать перед ними
новые пестрые раковины!
Так будут они утешены; и подобно им, и вы, друзья мои, получите свое
утешение -- и новые пестрые раковины!
Так говорил Заратустра.